Петербургский мальчик-аутист, чьи родители-дворяне не любят друг друга, отправлен в школу, жизнь его становится адом, он защищается от её жестокостей растворением в шахматной игре. Он вырастает в одного из сильнейших шахматистов, мотается с турнира на турнир по городам Европы, не замечая их улиц, перемещаясь от гостиницы до шахматного зала, и борется за право вызвать на матч чемпиона мира. Перед турниром претендентов в Берлине нелепый тучный Лужин неожиданно обретает любовь: жертвой Амура становится жалостливая красавица, дочь состоятельных, в отличие от Лужина, русских эмигрантов. Он показывает на этом турнире лучшую свою игру, но в результате перенапряжения и умелой игры главного соперника у героя романа происходит сильнейший нервный срыв с обмороком и госпитализацией. Все попытки жены вернуть его к обычной жизни разбиваются о кошмары Лужина, которому кажется, что реальность играет с ним в какие-то фантастические шахматы, и весной 1929-го гроссмейстер прыгает в окно.
 

В 1929-м тридцатилетний Набоков, публиковавший свою русскоязычную прозу под псевдонимом Сирин, решил, что уже почти сделал писательскую карьеру. Предыдущий роман писателя, «Король, дама, валет», сразу принёс ему 5000 полновесных постинфляционных С 1921 по 1923 год в Германии бушевала гиперинфляция. Деньги в эти годы обесценивались с очень высокой скоростью: цены в магазинах менялись несколько раз на дню, зарплату старались выдавать ежедневно, чтобы люди успевали её потратить. К концу ноября 1923 года стоимость одного доллара составляла 4,2 триллиона немецких марок. Остановило гиперинфляцию введение в обращение новой валюты, рентной марки. ⁠ марок (для сравнения: герой этого романа снимает комнату за 50 марок в месяц, а немецкому служащему, чтобы заработать 5000 в год, нужно иметь в это время солидный стаж и ответственную должность ¹ Кракауэр З. Служащие. Из жизни современной Германии. Екб., М.: Кабинетный ученый, 2015. ⁠ ). Солидный гонорар был связан с тем, что издательство «Улльштайн» приобрело роман не только для выпуска книги, а и для публикации в сети региональных немецких газет. Приступая к роману о шахматном почти чемпионе, молодой писатель и себя в этот момент ощущал уже не просто перспективным гением, а почти чемпионом. Получив деньги, Набоков уехал на юг Франции ловить бабочек, где и начал сочинять «Лужина» (завершил в том же году в Берлине). Ободрённые успехом, супруги Набоковы не думали, что это довольно дорогая поездка и что жена писателя Вера, уезжая, теряет берлинские заработки (она подвизалась на разных конторских работах). Роман получился отличный, но денег, увы, больших не принёс.

«Защита Лужина» — третий роман Сирина (из восьми русских; позже будет восемь английских). К этому времени сформировалась его поэтика сложных лейтмотивных узоров (подступы к ней ощутимы и в «Машеньке», и в большей степени в «Короле, даме, валете»), когда за очевидным сюжетом романа скрывается ещё некоторое количество теневых. Они складываются в сложную полифоническую конструкцию и так или иначе соотнесены с основной историей. Естественным образом «Защита» полна шахматных кружев, начиная от бытовых штрихов вроде «фарфоровой чернильницы» или коробки конфет, из которых половина съедена, а вторая уложена так, чтобы создать ощущение заполненности всей коробки, и заканчивая шахматной структурой безумия Лужина. Столь же открыто предъявлен музыкальный узор (дед Лужина по матери — забытый композитор; шахматная вселенная многократно уподобляется музыкальной), но есть и множество других.

Роман, как и большинство других набоковских текстов, полон зашифрованных деталей: Лужин не узнает, что его жена была влюблена в его одноклассника, не заметит, что упал без сознания после роковой партии и спасаем пьяными немцами у дома, где жил в Берлине его собственный отец, а особо внимательный читатель всё это может увидеть, но лишь при перечитывании. Так задаётся важнейший принцип, о котором Набоков говорил множество раз: его книги созданы для перечитывателя.

И конечно, эта книга, подобно всем книгам автора, пестрит аллюзиями и реминисценциями.

В качестве пратекстов и интертекстов «Защиты Лужина» называются «Дон Кихот», «Алиса в Стране чудес» (молодой Набоков перевёл эту книгу на русский в 1923-м под названием «Аня в Стране чудес»), «Граф Монте-Кристо», «Пиковая дама», «Евгений Онегин», «Человек в футляре», «Игрок», «Петербург», фантастический роман Эдвина Э. Эбботта Эдвин Эбботт Эбботт (1838–1926) — английский писатель, теолог, педагог. Стал священником в 1863 году, почти 25 лет был директором школы Лондонского Сити. Автор книги о жизни Фрэнсиса Бэкона, филологического труда «Грамматика Шекспира» и теологического трактата «Ядро и шелуха». В 1884 году было опубликовано самое известное произведение Эбботта — научно-фантастический роман «Флатландия», действие которого происходит в двумерном пространстве. ⁠ «Флатландия», рассказ Петра Потёмкина Пётр Петрович Потёмкин (1886–1926) — поэт, литературный критик, переводчик. С 1905 года публиковал в журналах стихи и пародии, в 1908 году присоединился к редакции журнала «Сатирикон». В 1920 году эмигрировал из России. Потёмкин увлекался шахматами: организовал шахматный клуб в Париже, в 1924 году под флагом царской России выступил на мировом шахматном чемпионате среди любителей. Авторству Потёмкина принадлежит девиз ФИДЕ «Gens una sumus» («Мы — одна семья»). ⁠ «Автомат, или чудеса, случившиеся в старой Праге в 183… году»… Однако любое произведение Набокова вызывает в сознании образованного читателя много параллелей, и практически никогда пратекст не носит объясняющей силы, а просто использован Набоковым как естественная часть его «поэтического хозяйства», способная придать «дополнительное измерение» тому или иному элементу сочинения. Если всерьёз говорить о литературных влияниях на Набокова, то корректным будет лишь высказывание вроде «на него повлияла вся классическая русская литература и вся мировая авантюрная литература» (из рыцарей последней непосредственно в тексте «Защиты Лужина» упоминаются Конан Дойл и Жюль Верн).

Но неоднократно зафиксирован забавный тип влияния на Сирина сущих мелочей, в частности текущей периодики, часто провоцировавшей автора на творческие решения. Следуя этой логике, мы можем глянуть на первую страницу XXXV книги всё тех же «Современных записок» (1928) — и предположить, что эта страница бунинского блокбастера могла вызвать у Набокова идею начала «Защиты Лужина», на первой странице которой героя увозят из усадьбы для поступления в гимназию.

«Защита Лужина» промелькнула под моим псевдонимом «В. Сирин» в эмигрантском русском журнале «Современные записки» (Париж), выходившем четыре раза в год, и сразу же после этого была напечатана отдельной книгой в эмигрантском издательстве «Слово» (Берлин, 1930). Это издание в плотной матово-чёрной бумажной обложке с золотыми буквами, 234 стр., 21 на 14 см, теперь редко встречается, а может стать ещё большей редкостью», — справедливо написал Набоков в 1963-м в предисловии к английскому переводу «Защиты». Стоит добавить номера журнала (XL–XLII, октябрь 1929 — апрель 1930), а также подчеркнуть, что начиная с «Защиты Лужина» все русские романы автора перед быстрой книжной публикацией выходили сначала в журнале (а почти все рассказы — в газетах; занятно, что один из очень немногих рассказов, с публикацией которого возникли проблемы — «Руль» не взял, пришлось пристраивать в рижскую «Сегодня», — это «Случайность», герой которой носит фамилию Лужин и заканчивает жизнь самоубийством).
 

Очень хорошо. Правда, широко известная цитата из Бунина — «Этот мальчишка выхватил пистолет и одним выстрелом уложил всех стариков, в том числе и меня» — является апокрифом, её ввёл в оборот эмигрант-возвращенец Лев Любимов Лев Дмитриевич Любимов (1902–1976) — писатель, журналист. В эмиграции с 1919 года, долгие годы работал политическим обозревателем русской эмигрантской газеты «Возрождение», выходившей в Париже. В 1937 году присоединился к Национальному объединению русских писателей и журналистов, а в 1940 году стал его генеральным секретарём. После войны работал в газете «Советский патриот», был членом Союза русских патриотов и руководителем Союза советских граждан. В 1947 году Любимова выслали из Франции, и он вернулся в СССР, где писал книги об истории искусства. В 1963 году вышла его книга воспоминаний «На чужбине». ⁠ , чьи мемуары ² Любимов Л. На чужбине // Новый мир. 1957. № 2–4. С. 167. ⁠  не считаются образцом правдоподобия. Но после публикации «Защиты» Бунин и впрямь очень уважительно отзывался о Сирине, что известно из дневника ³ Николай Мельников. Портрет без сходства. Владимир Набоков в письмах и дневниках современников (1910–1980-е годы). М.: Новое литературное обозрение, 2013. С. 28, 29. ⁠   Галины Кузнецовой Галина Николаевна Кузнецова (1900–1976) — поэтесса, писательница. Эмигрировала вместе с мужем в 1920 году. Печатала свои стихи и прозу в эмигрантских изданиях. В Париже познакомилась с Буниным, с которым у неё начался роман, и переехала к его семье в Грас. В 1934 году Кузнецова влюбилась в оперную певицу Маргариту Степун и уехала с ней в Германию. В начале войны они вместе жили у Буниных в Грасе, позже эмигрировали в США. В 1967 году Кузнецова выпустила книгу воспоминаний «Грасский дневник», рассказавшую о совместной жизни с Буниным. ⁠ .

Чрезвычайно высоко оценили роман сразу после выхода Нина Берберова Нина Николаевна Берберова (1901–1993) — писательница, поэтесса. Эмигрировала вместе с Владиславом Ходасевичем в 1922 году, спустя десять лет пара разошлась. Берберова писала для эмигрантских изданий «Последние новости» и «Русская мысль», публиковала романы и циклы рассказов. В 1936 году выпустила ставшую популярной литературную биографию Чайковского. В 1950 году переехала в США, где преподавала в университетах русский язык и литературу. В 1969 году вышла книга воспоминаний Берберовой «Курсив мой». ⁠ («Огромный, зрелый, сложный современный писатель был передо мной, огромный русский писатель, как Феникс, родился из огня и пепла революции и изгнания. Наше существование отныне получало смысл. Всё мое поколение было оправдано» ⁴ Берберова Н. Н. Курсив мой. М.: Согласие, 1996. C. 370–371. ⁠ ), Андре Левинсон («Вас охватывает волнение, кровь стучит в висках, сердце наполняется одновременно и радостью и печалью, и вас не покидает упоительное напряжение… вы чувствуете вдруг, что перед вами великая книга» ⁵ Бойд Б. Владимир Набоков: русские годы. СПб.: Symposium, 2010. С. 401. ⁠ ), Владислав Ходасевич, Владимир Вейдле Владимир Васильевич Вейдле (1895–1979) — культуролог, поэт, философ. В 1924 году эмигрировал во Францию, где преподавал в Свято-Сергиевском богословском институте. Вейдле считал себя консерватором, исповедовал православие, при этом был последовательным сторонником европейского пути России. Он много публиковался в эмигрантской периодике («Последние новости», «Современные записки», «Числа»), писал книги о взаимосвязи искусства и религии, месте России в европейской культуре. Был близким другом Владислава Ходасевича и одним из первых исследователей его творчества. ⁠ , Савелий Шерман Савелий Григорьевич Шерман (1894–1948) — экономист, публицист, литературный критик. Эмигрировал в начале 1920-х годов, писал для газет «Руль» и «Последние новости», журналов «Современные записки» и «Русские записки». Сотрудничал с Экономическим кабинетом профессора Сергея Прокоповича, исследовал финансовую политику СССР и особенности НЭПа. После начала войны переехал в Швейцарию, затем в США. ⁠ , отклики появились во многих эмигрантских изданиях ⁶ Классик без ретуши. Литературный мир о творчестве Владимира Набокова: Критические отзывы, эссе, пародии / под общ. ред. Н. Г. Мельникова. М.: Новое литературное обозрение, 2000. С. 52–76. ⁠ , другие изгнанники активно обсуждали «Защиту» в частных письмах.

Начиная с «Защиты» терпеливым критиком творчества Сирина становится Георгий Адамович Георгий Викторович Адамович (1892–1972) — поэт, литературный критик, переводчик. Был близок к кругу акмеистов, в 1916 году стал одним из руководителей «Цеха поэтов». В 1923 году эмигрировал во Францию. В эмиграции Адамович писал рецензии и литературные обзоры для «Звена», «Чисел», «Последних новостей» и приобрёл репутацию наиболее авторитетного критика русского зарубежья. ⁠ , неизменно сочетающий в своих отзывах высокую оценку таланта Набокова с конкретными изобретательными, а иногда и очень жёсткими претензиями; в отклике на публикацию первой части «Лужина» он на долгие годы вперёд задал тему «Сирин подражает западным образцам, а русская литература должна быть духовнее».

Успех у критики мало способствовал улучшению уровня жизни автора; успех «КДВ» не повторился (для сравнения с пятью тысячами за «КДВ»: литературный доход Набокова за весь 1934 год составит лишь тысячу с небольшим), романы Сирина «не пошли» для немецкой аудитории, а русская эмиграция не могла обеспечить хоть сколько-то солидный рынок (да, все романы мгновенно издавались, но тираж не превышал полутора тысяч экземпляров, а переизданий не случалось, и переводов было мало). Реальные деньги литературой Набоков начнёт зарабатывать лишь после публикации «Лолиты», которая вышла впервые в 1955-м. А пока Набоковы продолжили тянуть незавидную эмигрантскую лямку, Вера печатала на машинке и переводила, Владимир днём давал уроки разных языков, писал подёнщину в «Руль» Русская эмигрантская газета, ежедневно выходившая в Берлине с 1920 по 1931 год. Её сооснователи — Иосиф Гессен, Август Каминка и Владимир Набоков, отец писателя Набокова. Среди литераторов, сотрудничавших с газетой, были Иван Бунин, Константин Бальмонт, Саша Чёрный. ⁠ (одним из основателей газеты был отец Набокова Владимир Дмитриевич Набоков (1869–1922) — юрист, политик, издатель. Преподавал уголовное право, редактировал юридический журнал «Вестник права» и газету «Право». Набоков был одним из учредителей Конституционно-демократической партии, в 1906 году был избран в I Государственную думу. После Февральской революции был управляющим делами Временного правительства. Эмигрировал вместе с семьёй в 1919 году. В эмиграции был соиздателем эмигрантской газеты «Руль». Погиб Набоков во время покушения на лидера кадетов Павла Милюкова — он пытался удержать стрелявшего в Милюкова террориста, когда второй из нападающих выстрелил ему в спину. ⁠ , погибший в 1922 году), а ночами продолжал сочинять великие книжки.

Сейчас «Защита Лужина», пожалуй, самое эмблематичное произведение русскоязычного Набокова и самое известное в целом, после «Лолиты». В 2000-м «Защита» была экранизирована (реж. Марлен Горрис, в главной роли Джон Туртурро); кинематографисты значительно изменили образ Лужина, он выглядит в кино довольно харизматично и вовсю занимается сексом с женой, которая в романе имени не имеет, а на экране прозывается Натальей Катковой.

Цепь случайностей обострила психологические проблемы перевозбуждённого шахматиста, и он прыгнул в окно. Сначала тёща просит дочь отсрочить потенциально спасительное путешествие, потом Лужин выпадает из зоны внимания супруги из-за появления гостьи из СССР, которая к тому же была знакома с тётей Лужина, научившей его играть в шахматы, что дополнительно катализирует безумные комбинации в лужинской голове; другая цепь случайностей связана с появлением Валентинова, который был жестоким шахматным менеджером Лужина-подростка, бросил его в трудный момент, а теперь возник в качестве кинематографического деятеля. Случайности воплощают закономерность, но до конца не ясно, в чём она состоит. Погиб Лужин в порядке бегства от навязываемого женой бесшахматного мира в родную клетчатую вселенную или, напротив, уничтожило его безумие клетчатого космоса?

Наиболее логичный ответ: Лужину не повезло с точкой равновесия, ему так и не открылось, что между «жизнью» и шахматами («творчеством») возможны отношения мирного сосуществования с уважением взаимных границ. Прав Александр Долинин: болельщики Лужина могут предъявить претензии не только Валентинову, выжимавшему из Лужина шахматные соки и лишавшему его человеческого измерения, но и жене, которая не поняла, что Лужина нельзя лишать любимой игры ⁷ Долинин А. А. Истинная жизнь писателя Сирина: Работы о Набокове. СПб.: Академический проект, 2004. C.65. ⁠ ; пагубна сама идея противопоставления. Но парадокс в том, что герой, выведенный в третьем лице, вообще никогда не может видеть полной картины. В известном смысле выживает лишь тот, кто понял принцип взаимного расположения узоров, внимательно проследил все комбинации, и это вряд ли герой. Однако важно и то, что в набоковском мире это не только сам автор, но и талантливый перечитыватель, который, таким образом, может вместе с автором любоваться приключениями героя.

В этой схеме отражается специфическая религиозность Набокова, смысл которой в том, что Творец — это именно творец, художник, ему доставляет удовольствие вставлять людей в замысловатые сюжеты (идею, возможно, Набоков вычитал в «Войне и мире», где она присутствует имплицитно, но эта зависимость пока ещё не прослежена литературоведением).

Роман закольцован, имя героя появляется в предпоследней фразе, а последняя — «Никакого Александра Ивановича не было» — отсылает к самой первой, в которой отправляемый в школу герой имя теряет: «Больше всего его поразило то, что с понедельника он будет Лужиным».

Кроме «Защиты Лужина» мы наткнёмся на это в «Даре» (дважды: закольцован роман в целом и его четвёртая глава в частности) и в примыкающем к «Дару» рассказе «Круг», то есть в текстах, написанных на пике сиринского таланта. Этот интерес также может крыться в религиозных «исканиях» автора: Набоков много раз говорил, что загробная жизнь существует, ибо не может всё то очарование, что царит вокруг нас, дорогой читатель, хоп — и бесследно исчезнуть. Попытки описать, как именно она будет выглядеть, немногочисленны, и всякий раз Набоков предполагает, что похоже на здешнюю, только интенсивнее, гуще, осмысленнее (в сиринском переводе стихотворения Руперта Брука Руперт Чоунер Брук (1887–1915) — английский поэт. Учился в Кембридже, был членом кружка «Кембриджские апостолы» и Группы Блумсбери. В 1911 году выпустил первый сборник стихов «The Poems». Во время Первой мировой войны служил младшим лейтенантом в военно-морском флоте. В 1915 году вошёл в состав Средиземноморских экспедиционных сил, в этом же году умер от сепсиса. Брук широко известен своими сонетами, написанными во время войны, в первую очередь стихотворением «The Soldier». ⁠ о посмертном бытовании рыб это сформулировано как «там будет слизистее слизь, влажнее влага, тина гуще»). Перечитывание, то есть интенсивное новое и новое погружение в текст, как раз и является одной из моделей вечной жизни.

В предисловии к английскому изданию Набоков сравнивает ⁸ Набоков В. В. Предисловие к роману «Защита Лужина» // Набоков о Набокове и прочем. М.: Независимая газета, 2002. ⁠  структуру романа с шахматными задачами на «мат самому себе» и «ретроградный анализ» Жанр шахматной композиции, в котором для последующих действий необходимо проанализировать предыдущие ходы, которые и привели к текущей позиции. ⁠ ; большинство исследователей так или иначе трактуют шахматные смыслы «Защиты» в русле этих двух намёков: в самом деле, мат себе легко рифмуется с самоубийством, а «ретроградный анализ» — с припоминанием ситуаций дошахматного детства.

Резко возражает этой линии Дональд Джонсон ⁹ Джонсон Д. Б. Миры и антимиры Владимира Набокова. СПб.: Symposium, 2011. C. 135–154. ⁠ . Полагая эти подсказки ложными (что за Набоковым впрямь водилось; даже и в этом крошечном предисловии он ухитрился упомянуть три сцены из своего романа, которых в тексте не существует), он следует за другой из того же предисловия, за упоминанием знаменитой партии Андерсен — Кизерицкий Шахматная партия, сыгранная Адольфом Андерсеном и Лионелем Кизерицким 21 июня 1851 года во время Лондонского международного турнира. Партия отличалась многочисленными жертвами, рискованными и эффектными ходами, стала одной из самых знаменитых партий в истории шахмат и заслужила название Бессмертной. ⁠ , и пытается сравнить структуру романа с течением событий в этой партии, где победителю пришлось прибегнуть к уникальной двойной жертве.

Самая интересная и основательная концепция о шахматных смыслах принадлежит Сергею Сакуну. Остроумно доказав десятком способов, что заглавный герой воплощает не фигуру белого короля (о чём довольно много написано без особых оснований), а чёрного коня, этот исследователь трактует «защиту Лужина» как конкретную комбинацию с жертвой этой фигуры, подробно прослеживает «конские» траектории живого героя, показывает, как именно шахматной доске уподобляется конкретный пейзаж («озарённый скат» — белая клетка) и квартира Лужиных (см. чертёж), а также видит в дефенестрации Лужина и в его «воскрешении» в первой фразе книги пасхальный сюжет ¹⁰  Сакун С. В. Гамбит Сирина // http://sersak.chat.ru/index.htm (авторская страница Сергея Сакуна). ⁠ .

Идея, что Лужин «конь», отдельно симпатична тем, что ход со сдвигом, несимметричное решение — важнейший принцип набоковского космоса в целом ¹¹ Курицын В. Н. Набоков без Лолиты. Путеводитель с картами, картинками и заданиями. М.: Новое издательство, 2013. C.290–314. ⁠ .

Внимательное чтение обнаруживает и другие матричные конструкции. Так, Александр Долинин замечает ¹² Долинин А. А. Истинная жизнь писателя Сирина: Работы о Набокове. СПб.: Академический проект, 2004. C.60–61. ⁠ , что роман переполнен коробочками, шкафчиками, портсигарами и комодами (их обилие поддерживает тему укрытия, «защиты» от жизни); Брайан Бойд  считает  ¹³ Бойд Б. Владимир Набоков: русские годы. СПб.: Symposium, 2010. C.390–394. ⁠ , что земной путь Лужина определяет потусторонняя борьба за его душу двух покойных предков, деда-композитора и отца-писателя (и находит на заднем плане разветвлённый спиритический сюжет); Эрик Найман полагает ¹⁴ Найман Э. Литландия: аллегорическая поэтика «Защиты Лужина» / авт. пер. с англ. С. Силаковой // Новое литературное обозрение. 2002. № 54. С. 46–78. ⁠ , что с фигурой Лужина в книге соотносятся трёхмерные предметы и мотивы, в то время как все окружающие его люди выведены в двухмерном регистре (мысль остроумная, но мир Набокова редко использует линейную логику, все «измерения» у него обычно перепутаны друг с другом, а не следуют одно за другим). Есть наблюдение, что в большинстве глав романа присутствуют вариации на тему сломанных механизмов: барометр, аппарат с марионетками, педометр То же, что шагомер, аппарат, подсчитывающий количество сделанных шагов. ⁠ , замок дамской сумочки — вплоть до фабриканта, страдающего запором (при этом Сирин называет голову Лужина «драгоценным аппаратом со сложным, таинственным механизмом») ¹⁵ Курицын В. Н. Набоков без Лолиты. Путеводитель с картами, картинками и заданиями. М.: Новое издательство, 2013. C. 160–161. ⁠  и пр., и пр.

Называются Александр Алехин, Вильгельм Стейниц, Акиба Рубинштейн (тёща Лужина в порядке бытового антисемитизма предполагает, что и его настоящая фамилия Рубинштейн), Курт фон Барделебен (немецкий шахматист, покончивший с собой в 1924-м, упав из окна; если вы видели информацию о том, что он был при этом другом Набокова, знайте, что она недостоверна), Арон Нимцович, Савелий Тартаковер, Евгений Зноско-Боровский (с которым Набоков впрямь был хорошо знаком и книжку которого о Капабланке и Алехине рецензировал в «Руле»).

Стоит, однако, заметить, что значение прототипов в словесности обычно сильно преувеличено. Разговор о них имеет смысл в редких случаях романов с ключом, когда автор намеренно хочет именно «вывести» в тексте того или иного человека (например, «Козлиная песнь» Вагинова или «Алмазный мой венец» Катаева), но в среднем случае параллели между реальными и художественными лицами не имеют никакого отношения к пониманию текста. Соперник Лужина Турати, скажем, представитель «новейшего течения в шахматах», имеет такую фамилию, чтобы она напоминала не только о туре (ладье), но и о Рихарде Рети (1889–1929), лидере шахматного «гипермодернизма», впрямь на тот момент «новейшего течения», но это не значит, что между личностями Турати и Рети есть хоть какая-то связь.

Потому что лишь в те годы стало складываться современное представление об этой игре как о высоком занятии, достойном поддержки со стороны общества. Тёща Лужина, например, ещё бесконечно далека от этого представления. «Профессия Лужина была ничтожной, нелепой... Существование таких профессий могло быть только объяснимо проклятой современностью, современным тяготением к бессмысленному рекорду (эти аэропланы, которые хотят долететь до солнца, марафонская беготня, олимпийские игры...). Ей казалось, что в прежние времена, в России её молодости, человек, исключительно занимавшийся шахматной игрой, был бы явлением немыслимым. Впрочем, даже и в нынешние дни такой человек был настолько странен, что у неё возникло смутное подозрение, не есть ли шахматная игра прикрытие, обман, не занимается ли Лужин чем-то совсем другим, — и она замирала, представляя себе ту тёмную, преступную, — быть может, масонскую, — деятельность…» 

Лучшие шахматисты и сейчас далеко не такие супермиллионеры, как, скажем, удачливые футболисты, хотя, конечно, бедствовать им не приходится.

И они играли, и он играл и часто эту игру упоминал в текстах; в частности, один из символов высокого набоковского снобизма — сцена из «Других берегов», в которой пароход покидает обстреливаемую крымскую гавань, а отец и сын Набоковы за шахматной доской, и у одного из коней не хватает головы.

В шахматы играют в очень многих текстах Набокова, в других, тоже многих, использованы шахматные образы, шахматам посвящено несколько стихотворений.

Набоков не был большим игроком, но известен как шахматный композитор, автор задач. Он сочинил их довольно много, публиковал в «Руле» для заработка (на картинке первая из таких публикаций, 20 апреля 1923 года, внимательный читатель имеет возможность найти уникальную опечатку — в задании шахзадачи) наряду  с кроссвордами, но рассматривал при этом как особый род искусства, даже выпустил в 1969-м книгу «Poems and Problems», в которой стихи соседствуют с шахматными задачами. А Лужин, напротив, шахматной композицией не увлекается, его стихия — именно игра, здесь он может воплотить силу, волю, нереализованную агрессию («Стройна, отчётлива и богата приключениями была подлинная жизнь, шахматная жизнь, и с гордостью Лужин замечал, как легко ему в этой жизни властвовать, как всё в ней слушается его воли и покорно его замыслам»), а в обычной жизни, как помнит читатель, единственной его победой над реальностью было убийство жука — и Лужин продолжал его, уже мёртвого, давить камнем в надежде воспроизвести победительный хруст.

Бытовыми — в большом количестве. Лужин живёт на Большой  Морской, в доме самого Набокова, учится он в Балашёвском училище, под которым подразумевается Тенишевское, где учился Набоков (а названо оно иначе в честь Андрея Балашова, школьного товарища Набокова, с которым он даже собрал стихи в совместный сборник «Два пути», напечатанный в начале 1918-го, когда Набокова уже не было в Петербурге). Классный воспитатель Лужина списан с Владимира Гиппиуса Владимир Васильевич Гиппиус (1876–1941) — поэт, литературовед. Был близок к поэтам-декадентам, в 1897 году выпустил первый сборник стихов «Песни», участвовал в собраниях «Цеха поэтов», публиковался в альманахе «Северные цветы». В начале 1900-х годов оставил поэзию и сосредоточился на преподавании. Гиппиус служил учителем словесности в Тенишевском училище, среди его учеников были Осип Мандельштам и Владимир Набоков. В 1912 году вернулся в литературу с поэтическим сборником «Возвращение» (под псевдонимом Вл. Бестужев). Умер от голода во время блокады Ленинграда. ⁠ , который знаком читателю по «Другим берегам», в этой же мемуарной книге мы можем встретить другие лужинские следы: безголового шахматного коня, «тюльпанообразные лампочки в спальном купе нордэкспресса», жестяную палочку игрушечного пистолета, с которой жестоко снят резиновый наконечник.

Набоков делился деталями быта со многими персонажами, исходя из закона экономии выразительных средств (например, герой следующего романа, «Подвига», полностью повторяет послереволюционный маршрут автора: Крым — Афины — Кембридж…) и вне зависимости от того, насколько этот герой лично похож на Набокова.

Около двухсот пятидесяти больших перемен Лужин просидел на дровах, сложенных в арке Балашёвского училища, при прогулках во дворе он всегда стремился выбрать точку, равноудалённую от трёх наиболее свирепых одноклассников: подробности свирепостей, которые переживал Лужин, в романе не описаны, но ясно, что приходилось ему несладко.

Возникали ли схожие проблемы с одноклассниками у самого Набокова?  Брайан Бойд уверен, что нет: «Питательной почвой для Набокова-писателя всегда были воспоминания о лучезарно-безмятежном детстве, позволившем ему вырасти чрезвычайно уверенным в себе молодым человеком. <…> В романе же о Лужине он его инвертировал: набоковская защищённость оборачивается у Лужина страхом…» Однако мы не знаем точно, насколько «защищённым» чувствовал себя Набоков не за стенами особняка на Большой Морской, а в коридорах Тенишевского училища, из которого быстро норовил выскочить после окончания занятий (не видел, например, блоковского «Балаганчика», поставленного Мейерхольдом в одной из аудиторий училища в апреле 1914-го). В «Других берегах» Набоков уделяет школе подчёркнуто мало внимания, и хотя на этих страницах уместилась одна успешная для Набокова драка (считается, что писатель с детства неплохо владел боксом), фразы «Как во всех школах, не полагалось слишком выделяться», «Не отдавал школе ни одной крупицы души», «Меня обвиняли в нежелании «приобщиться к среде» оставляют сомнения в том, что из всех неприятных ситуаций Набоков непременно выходил победителем.

О том, что ему кое-что было известно всё же о детских проблемах, свидетельствуют рассказы «Лик» и «Обида». Герой первого вынужден умереть, чтобы не общаться с изводившим его в школе  («…Наплывал без слов и деловито пытал его на полу, раздавленного, но всегда ёрзающего… Затем, на час-другой, он его оставлял в покое, довольствуясь повторением какой-нибудь непристойно-бессмысленной фразы, обидной для Лика… когда же опять надо было поразмяться, Колдунов со вздохом, даже с какой-то неохотой, снова наваливался, впивался роговыми пальцами под рёбра или садился отдыхать на лицо жертвы») и вдруг всплывшим из прошлого знакомцем, а в «Обиде» «особость» маленького героя, мальчика Пути — таким было детское прозвище самого Набокова, — приводит к тому, что с ним не хотят играть и насмехаются девочки.

Прежде всего лужу, топкое место, петербургское болото. «В тёмной глубине двора ночной ветер трепал какие-то кусты, и при тусклом свете, неведомо откуда лившемся, что-то блестело, быть может — лужа на каменной панели вдоль газона, и в другом месте то появлялась, то скрывалась тень какой-то решётки» — это жена Лужина смотрит из окна на то место, где в конце романа Лужин закончит свой земной путь.

Бойд обращает внимание, что «фамилия происходит от Луги, в память о прошлом Набокова (Выра и Рождествено находятся на шоссе из Санкт-Петербурга в Лугу)» ¹⁶ Бойд Б. Владимир Набоков: русские годы. СПб.: Symposium, 2010. C. 340. ⁠ , а Сакун считает ¹⁷ Сакун С. В. Л. Кэрролл и Ф. Достоевский в романе «Защита Лужина» // http://sersak.chat.ru/Defense%20Problems.htm (авторская страница Сергея Сакуна). ⁠  значимым совпадение с фамилией крайне неприятного персонажа «Преступления и наказания» Петра Петровича Лужина: «Эгоистический утилитаризм в крайней форме своего проявления есть основная… монохарактеристика лужинского однофамильца в романе Достоевского», — а набоковский Лужин тоже эгоистичен и утилитарен, хотя и в более мягкой форме.

Конечно, тихий (а по выражению жены, и «милый») Лужин не очень похож на наглого достоевского монстра. Но согласимся, что набоковскому герою впрямь нет дела до кого бы то ни было на свете. «Реальный мир как бы выпал из сознания Лужина. Он не заметил войны, как и революции… Потерял мать, отца — и этого не заметил» (Владислав Ходасевич) ¹⁸ Классик без ретуши. Литературный мир о творчестве Владимира Набокова: Критические отзывы, эссе, пародии / под общ. ред. Н. Г. Мельникова. М.: Новое литературное обозрение, 2000. C.52–76. ⁠ .

Имя главного героя, как мы помним, возникнет лишь в двух последних фразах романа, чтобы исчезнуть вместе с героем и вернуть нас к началу, где герой тоже лишается имени. Почти у всех других важных героев книги его вообще нет. Мать, жена, тёща, рыжая тётя не имеют имён, отчества отца мы не узнаём, большинство из персонажей не имеет и фамилий, как не имеют имён-фамилий, а обозначаются лишь функциями шахматные фигуры: пешка, слон, королева. Полные имена-фамилия-отчества есть у нескольких сугубо второстепенных персонажей. Кроме того, какими-то началами субъектности наделяются герои, сами претендующие на то, чтобы вести игру: Лужин, Турати, Валентинов, Петров (которого, похоже, полюбит вдова Лужина за границей романа); есть имя (Митька) у малолетнего сына гостьи из СССР, мальчик, видимо, просто ещё не успел его потерять.

Действительно, в «Защите» Лужин с женой встречают Алфёрова и Машеньку из «Машеньки», и существует остроумное предположение ¹⁹ Сакун С. В. Хронологическая структура «Защиты Лужина» // http://sersak.chat.ru/Chronology.htm (авторская страница Сергея Сакуна). ⁠ , что среди одноклассников Лужина по Балашёвскому училищу скрывается герой всё той же «Машеньки» Ганин. В «Даре» в сцене писательского собрания упомянуты писатели из разных сиринских книг: Подтягин из «Машеньки», Зиланов из «Подвига» и отец Лужина. В «Камере обскуре» звучит фамилия Драйера, героя «КДВ». Возможно, эта попытка сконструировать собственный сиринский берлинский хронотоп отражает, как и многие другие черты стиля Набокова, его интерес к поэтике Льва Толстого, герои которого Николай Иртеньев и Дмитрий Нехлюдов также действуют в разных, не связанных друг с другом произведениях.

Герои Сирина за редчайшими исключениями не заходят в музеи, а случай, чтобы было описано что-то из опознаваемых художественных экспонатов, как это происходит в «Защите», вообще единственный. В Гемельдгалерею, крупнейшее берлинское художественное собрание, которое в 1929 году располагалось на Музейном острове, а сейчас — в новом здании на краю Тиргартена, шахматиста ведёт жена: в этом семейном союзе на протяжении всей книги именно женщина последовательно награждается одной из важнейших добродетелей набоковского космоса — зрением.

«Несколько раз она повела его в музей, показала ему любимые свои картины и объяснила, что во Фландрии, где туманы и дождь, художники пишут ярко, а в Испании, стране солнца, родился самый сумрачный мастер. Говорила она ещё, что вон у того есть чувство стеклянных вещей, а этот любит лилии и нежные лица, слегка припухшие от небесной простуды, и обращала его внимание на двух собак, по-домашнему ищущих крошек под узким, бедно убранным столом «Тайной Вечери».

Самую убедительную расшифровку этого абзаца дала литературовед Екатерина Васильева-Островская: ярко пишет Рубенс, самый сумрачный мастер — Веласкес, мастер стекла — Халс, а небесная простуда с припухлостью — Боттичелли. «Тайные вечери» с собаками тоже встречаются, в том числе с двумя (например, у Питера Кука ван Альста), но не в Гемельдгалерее.